Воспоминания губкинского чернобыльца: «Не было ничего живого»

26 апреля 1986 года изменило жизни сотен тысяч людей и вошло в историю как одна из самых страшных техногенных катастроф. В 1.23 на четвёртом энергоблоке Чернобыльской атомной электростанции произошёл взрыв. В результате реактор оказался полностью разрушен и на волю вырвалась радиация. 

Однако масштаб трагедии мог быть больше, если бы не ликвидаторы. По официальным данным, к месту катастрофы мобилизовали более 600 тысяч человек со всех республик СССР. Среди них был и наш земляк – Владимир Титов.

Родители героя этого рассказа трудились геологами на Крайнем Севере, поэтому на свет он появился в небольшом якутском посёлке. Через несколько лет семья переехала в Губкин, где Владимир пошёл в первый класс. Детские воспоминания и рассказы родных об экспедициях подтолкнули Титова пойти по стопам отца и мамы и после школы он поступил в Новочеркасский политехнический институт на специальность «гидрогеолог». В начале 80-х вернулся в Губкин и устроился работать на комбинат «КМАруда» заместителем главного геолога. Создал семью, родились дети. Казалось, живи и радуйся.

— Уже через год после Чернобыльской катастрофы, осенью 1987 года, получил повестку из военкомата. Меня призвали на устранение последствий аварии, — вспоминает Владимир Рэмович.

В то время подобные приказы выполнялись неукоснительно, поэтому Титов простился с семьей, сел в поезд и отправился выполнять задание. Наверное, ему было страшней, чем тем, кто ехал первыми, в апреле 1986. Ведь к тому моменту многое уже было известно и о самой аварии, и о её последствиях. Но что конкретно происходит в зараженной зоне, «призывники» поняли, лишь прибыв в часть.

— Только когда приехали, ощутили всю серьёзность ситуации. Уже был сооружён свинцовый саркофаг, поэтому смертельных доз радиации никто не получал: гамма-излучение даже возле станции было приемлемое. А вот радиоактивное заражение… там всё было пропитано радиацией: вода, почва, здания, деревья – страшная вещь, — рассказывает собеседник. — Не было ничего живого: лес сожжён, ни животных, ни птиц.

Часть, в которую попал Титов, располагалось в палаточном городке, прямо в поле. Работали в 30-километровой зоне отчуждения. Каждое утро ликвидаторы отправлялись на работы за несколько километров. Прежде чем допустить людей к работе, химическая разведка проверяла уровень радиации. Если он был высокий, давали предписание надеть спецодежду.

— Я был командиром взвода дезактивации. Мы сносили здания и закапывали их фрагменты в землю. Каждый день рыли котлованы, затем разрушали строения, бульдозеры сгружали их в яму и закапывали. Работы было много. Спали всего по четыре часа в сутки. Но, несмотря на трудности, старались поскорее справиться с поставленной задачей, понимали насколько это важно, — делится Владимир Рэмович.

За четыре месяца пребывания в зоне катастрофы Титов встретил немало земляков. С которыми продолжал общаться и после возвращения в родной город, а кое с кем – до сих пор.

Постепенно жизнь вернулась в привычное русло. В 1995 году устроился работать на Лебединский ГОК заместителем главного геолога, затем был главным гидрогеологом. Последние годы трудился замначальника технического управления, а буквально месяц назад Владимира Рэмовича перевели в дирекцию по инвестициям руководителем проекта по циклично-поточным технологиям.

Его юношеская мечта пойти по стопам родителей сбылась. А после Чернобыля у него, как и у многих ликвидаторов, появилась ещё одна мечта: чтобы на долю нынешнего поколения никогда не выпало таких испытаний, через которое прошли «чернобыльцы».